– Абсолютно современно. Существует сегодняшняя драматургия, где разговаривают матом. Где очень жёсткие поступки. У Достоевского матом не разговаривают – очень красивая русская речь. Но по поступкам, пьеса не уступает сегодняшней драматургии. Есть, например, такой персонаж Коля Красоткин, он ложится под поезд, чтобы испытать себя. В Ютубе сегодня можно увидеть, что происходит сегодня на железной дороге – ещё страшнее. В пьесе группа школьников избила Илюшу Снегирёва – сегодня это стало обыденным явлением. Мало того, избиение снимается на телефон и выкладывается в интернет. Но, в отличие от сегодняшней жизни, те подростки проходят очищение, понимают, что Илюша – герой. Они мучаются, они примиряются, приходят к нему. Да, к сожалению, всё заканчивается трагически, но мальчики выносят для себя большой нравственный урок.

– Получается осознание правды через трагедию?

– Конечно! Может быть, в сегодняшней жизни не хватает глубины осознания своих поступков, своих чувств, ответственности за свои поступки. Это очень важно. Конечно, центром нашего спектакля является инок Алёша, который объединяет этих ребят. Потрясающий материал, потрясающая глубина.

– А духовная линия?

– Мне кажется, сегодня нам как раз не хватает духовности. И это одна из главных причин того, почему мы взяли этот роман.

– Для актёров сложно?

– Очень! Безумно сложно! Мы разучились красиво разговаривать. Мы плохо знаем русский язык. В пьесе огромные пласты текста, и через каждые два-три предложения происходит какое-то событие, которое мы стараемся выявить, донести до зрителя. Получается странно, интересно. Мы работаем все с огромным удовольствием.

– Что лучше принимает зритель: классику или современную драматургию? На что он откликается живее?

– Мне кажется, зритель откликается на живой спектакль. Потому что и по классике, и по современной драматургии можно сделать никакой спектакль. Спектакль должен быть живым, трепетным, волнующим. Попадающим в тайные зрительские точки. Быть узнаваемым, вызывающим сопереживание: сочувствие или раздражение. Тогда он заживёт и войдёт в сознание.

– Что делают актёры, чтобы войти в роль? Может быть, вы посоветовали им прочесть всего Достоевского.

– Безусловно посоветовал.

– И это оказалось для них тяжёлым испытанием?

– Вовсе нет. Это очень интересно. Я не скажу, что все актёры прочли всего Достоевского. Сейчас это и невозможно – режим предельно жёсткий. Подготовка к премьере съедает всё время. В ТЮЗе – особый график: актёр играет утром спектакль, днём репетиция, вечером опять играет спектакль. Приходит домой поздно вечером, а утром – либо опять на спектакль, либо на репетицию. Бывает и так. И всё-таки, конечно, читают. Мы стараемся отгадать человеческий характер. Мы практически работаем следователями, стараемся понять, почему человек поступил именно так, а не иначе. Какой-то уголовный или иной розыск. Мы пытаемся найти причинно-следственные связи. Наш спектакль идёт как распутывание важного дела. Не уголовного, конечно. Но очень важного.

– Чем удивите зрителя на этом спектакле?

– Это словами не передать – надо смотреть. Есть у нас одна особинка. В спектакле, наряду с людьми, существует ещё и природа. Красивая осень, великолепная зима. Мы ищем технические решения, как донести до зрителя всю эту красоту, всё буйство красок. И, кажется, кое-что нам удалось, на сцене проявится феерия природы. Судить зрителю, конечно.